Жизнь порой груба и жестока. Вот и хочется ее подсластить хотя бы мягкими, нежными словами или приятными кушаньями. Как приятно позвать вечером своих домашних к столу ласковой репликой: «Идите кушать!». Но тут же всплывает в памяти жесткий лозунг любителей диет и борцов с лишним весом: «После шести не жрать!». И как это раньше людям удавалось сохранить свою фигуру, когда в классической литературе только и слышно: «Кушать подано!», «А не изволите ли, господа, чем-нибудь закусить?», «Откушать изволите?». И тут встает почти гамлетовский вопрос: есть или не есть?
Не пугайтесь, наш разговор сегодня не о диете, а по-прежнему – о словах. Кто-то думает, что более вежливо и культурно говорить «кушать», а кто-то считает это излишней манерностью и предпочитает нейтральный глагол «есть». А как же правильно?
Слова эти синонимы, но синонимы стилистические, а это означает, что уместность их употребления зависит от ситуации.
Есть – основное слово, определяющее процесс еды. Вариантов может быть сколько угодно: вкушать, питаться, жрать, лопать, трескать. Существуют и менее почтенные варианты. Возможно, они зависят от степени голода и количества пищи, которую вы намерены уничтожить. «Я хочу жрать!!! – шутит одна пользовательница социальных сетей. – Потому что есть я хотела полчаса назад».
Казалось бы, тут мы имеем дело с намеренным огрублением ситуации. Однако слово «жрать», кажущееся сейчас неблагозвучным, на самом деле церковнославянского происхождения и изначально имело смысл «приносить священную жертву и вкушать жертвенную пищу» (обычно освященный хлеб или в древности мясо жертвенных животных). Слово это было искусственно принижено в обиходе нерадивыми учащимися духовных семинарий XVII–XIX веков – теми самыми бурсаками, о которых писали Н.В. Гоголь в своем знаменитом «Вие» и Н.Г. Помяловский в «Очерках бурсы».
Но мы отвлеклись. Сейчас нас интересует разница в употреблении слов «есть» и «кушать».
Как ни странно, кое-кому даже слово «есть» кажется слишком резким и физиологичным. Английский джентльмен, например, «никогда не ест, он только завтракает, обедает и ужинает». Если же человек озабочен не вкусом еды, а в первую очередь функцией насыщения организма, то он поступает как подпольный миллионер Корейко из «Золотого теленка»: «Александр Иванович не ел, а питался. Он не завтракал, а совершал физиологический процесс введения в организм должного количества жиров, углеводов и витаминов».
Это вам не Винни-Пух, который весьма увлеченно относился к еде и в своем желании «чем-нибудь немножко подкрепиться» мог съесть «и того, и другого, и можно без хлеба».
Если же из всех предложенных вариантов выбирать наиболее приемлемый, то это, конечно, глагол «есть». Он и в литературной речи употребляется гораздо чаще других своих синонимов, поскольку наиболее информативен, вмещает в себя все нюансы поглощения пищи и идеально подходит к любой ситуации. Глагол же «кушать» считается в современном языке ограниченным в употреблении и пригодным более всего в связи с речевым этикетом. Например, «Бабочка-красавица, кушайте варенье!» – как любезно предлагала своей гостье Муха-Цокотуха. Или: «Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста», – как радостно приглашал к столу своих подельников герой известной кинокомедии.
Кроме того, употребление глагола «кушать» допускается в речи, обращенной к женщинам и детям, или в их речи о самих себе. «Хорошо ли кушает мой сын?» – интересуемся мы, забирая чадо из детского садика. «Не забудь покушать!» – наставляем ребенка, вынужденно находясь от него на расстоянии и будучи лишены возможности немедленно поставить перед ним тарелку с дымящимся супом. Редко-редко, в порядке особого исключения, пока никто не слышит, можем мы предложить покушать любимому мужу. Потому что употребление глагола «кушать» в речи мужчин, особенно о самих себе, придает словам слащавость, манерность, может быть расценено как проявление мещанства. Это как оттопырить мизинчик, держа чашку с чаем. Из-за стола, конечно, никто не выгонит, но посмотрят косо.
И в самом деле, трудно представить себе взрослого серьезного мужчину, который говорит о себе: «Я кушаю». Если только это не джинн из любимого с детства мультфильма, который очень трепетно и нежно относился к процессу принятия пищи: «Какой павлин-мавлин? Не видишь – мы кушаем!»
Серьезные же мужчины, даже «в меру упитанные и в полном расцвете сил», говорят о себе: я ем, хочу есть, пойдем поедим… Ну или: «Эх, попадешь к вам в дом – научишься есть всякую гадость! Валяй, тащи свою колбасу».
Только не надо обвинений в сексизме! Никто не может запретить женщинам ни поесть, ни пожрать, так же как и мужчинам – выкушать граммов 100–150. Это исключительно дело вкуса. Ведь, как известно, «ничто так не разделяет людей, как вкус, и не объединяет, как аппетит».
А уж описывать свой аппетит мы можем любыми доступными нам способами, употребляя самые разные, наиболее подходящие для этого слова. Такая возможность выбора – совсем не лишнее доказательство богатства нашего родного языка.
И хотя «не хлебом единым жив человек»[1], все же пожелаем себе и окружающим, чтобы вне зависимости от выбранного нами глагола к нему всегда прилагалось существительное – чтобы у нас всегда было что и поесть, и скушать, и отведать. Как в заздравном тосте Роберта Бернса:
У которых есть, что есть, – те подчас не могут есть,
А другие могут есть, да сидят без хлеба.
А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, –
Значит, нам благодарить остается небо![2]
[1] Ветхий Завет. Второзаконие. Глава 8, стих 3.
[2] Перевод С.Я. Маршака.